Пэдди Бёрнс, торпедоносец.

[Kiallet]

– Mares eat oats and does eat oats and little lambs eat ivy...
– Ради всех святых, Фрэнк, заткнись!
– Простите, шкипер! М-м-м-м... A kid’ll eat ivy too, wouldn’t you...
– Фрэнк!!!
– Есть, шкипер! Не повторится, сэр!
– И не вздумай слопать бортпаёк. По крайней мере, не трогай шоколад.
– Не извольте беспокоиться, сэр. Я любезно выделю вам вашу долю!
– ФРЭНК!!!
– Тридцать пять минут до цели, сэр.

Надо быть англичанином, чтобы от души посмеяться над предпоследней репликой. Особенно если знать, что англичанам (и подполковнику, и лейтенанту) аж по тридцать два года.
15 июня 1944 года, Северное море.
«Бофайтер» с литерой «С» на тонком запястье фюзеляжа несётся над полосатыми волнами.
В его таких разных кабинах – вот эти два англичанина: пилот и командир 254-й эскадрильи Берегового командования Пэдди Бёрнс и его навигатор Фрэнк Вулли. Их позывной – «Волга-лидер».
Конечно, они не тронут шоколад – у обоих дети.
Дети ещё спят. «Бо» взлетели в июньскую ночь в 04.10 навстречу солнцу, которое, видимо, когда-нибудь взойдёт.
Правее и выше идут пять машин новозеландца Билла Тэйкона, ещё правее – двенадцать «бофайтеров» 455-й эскадрильи австралийца Колина Милсона. У него в паре машин пассажиры. Ещё дальше – одиннадцать канадских машин, из 404-й. Прямо над ними – десять «мустангов» прикрытия, 316-я польская эскадрилья под командованием майора со странной фамилией Немец. Зато у них отличный позывной – «Павлины», Peafowl.
Весь сегодняшний страйк называется «Аутгроу».
Интернационал над зябким поутру Северным морем, позади туман, впереди голландский берег.
Это всё обслуга. Хорошие ребята, есть надежда, что они сделают своё дело.
За машиной Бёрнса тянутся журавлиным клином девять «бофайтеров» его волны, девять «волг»; под фюзеляжем каждого самолёта, слегка наклонившись вперёд, висит торпеда.
Неделю назад 254-я в полном составе гуляла на свадьбе техника из WAAF. Техник Женской Королевской авиационной службы выходила замуж. Выходила за парня, которого она года два назад трое суток держала худыми руками, обхватив трясущиеся плечи – он дотянул на одном моторе израненного «хэмпдена» до Норт-Котса, привезя убитого штурмана и раненого стрелка, которому ампутировали обе ноги, и плюхнулся на бетон, заливая его маслом, громыхая пустыми баками.
Он добрался до дома.
Добрался только для того, чтобы узнать, что той же ночью в Ковентри фашисты похоронили всю его семью – отца, мать, беременную от моряка с корветов сестру и младшего брата.
Хорошая фугасная бомба SC500.
Он три дня сидел в Ready Room’e и трясся. Чёрный.
И больше не делал ничего.
Она держала его за плечи и пыталась мягко просунуть в синие сжатые губы ложку супа, а когда он взбрыкивал, переворачивая тарелку, молча прижимала мелко кивающую голову к себе.
Его звали Эрнст Рэймонд Дэви, и мы к нему ещё вернёмся.
Как звали её – не так важно.
Она осталась в живых.
Она сказала Бёрнсу какое-то время назад:
– Винг коммандер, сэр, вы знаете – каждый раз, глядя на эти ваши вооружённые самолёты, я смущаюсь.
Бёрнсу полагалось бы быть денди – до службы он окончил Лондонский университет. Торпеда, висящая с небольшим грациозным наклоном прямо под фюзеляжем, иногда притягивает взгляды техников WAAF.
Шутки шутками, но что-то в этом есть.
– Леди, я не думаю, что для этого есть основания – по крайней мере, до тех пор, пока я не признался вам в тех чувствах, которые испытываю, когда торпеда с моего самолёта входит в воду...
...Ничего не видно.
– «Волга-лидер» – «Аутгроу-лидер». Иду по приборам, сплошная облачность. Поднимаюсь на шестьсот футов.
Нет ответа.
– Фрэнк, это проклятое радио не работает. Ты чего-нибудь видишь?
– Не волнуйтесь, шкипер, все ребята здесь и идут за нами.
Летом сорок четвёртого над Фризскими островами была исключительно плохая погода. И это позволяло надеяться на отсутствие «сто девяностых».
Немецкий конвой по традиции должен был называться «Амерскерк». Именно так был назван самый крупный пароход в его составе. Но это было голландским названием, которое никто не удосужился, несмотря на внесение в немецкий регистр, сменить. Второй пароход был меньше, но был немецким, и поэтому конвой назвали «Нахтигаль». Оба судна шли из Роттердама в Ден-Хелдер, а оттуда в Гдыню – на переоборудование в плавбатарею и базу торпедных катеров соответственно. Эскорт – семь тральщиков седьмой флотилии.
– Где же взять третью семёрку для полного счастья?
– В Лангхэме. Они не смогут выделить в секцию подавления этих «семи тральцов седьмой флотилии» более семи самолётов.
На деле, как мы знаем, выделили пять.
Нельзя сказать, что в этом вылете 15 июня 1944 года «Страйк Вингс» занимались своей обычной работой – потрошить немецкие рудные конвои, чтобы шведский продукт не добрался до домен Рура, а шансы некоего томми из Вучестера (ну, а почему не оттуда?) не быть раздавленным гусеницами «тигра» становились выше – выше хотя бы на одну не отлитую гусеницу не построенного «тигра».
Просто если бы они наносили удары по рудовозам, ничего не изменилось бы.
Та же антифлак-секция с НУРСами и 20-миллиметровыми пушками...
...ну давайте посмотрим, что там в рекомендациях мистера Нейла Г. Уилера, DFC и DSO?
По три самолёта, атакующих каждый корабль охранения на сходящихся курсах в пикировании под углом сорок пять градусов.
...а про торпедоносцы что?
Торпедоносцы разбиваются парами и атакуют попарно каждую цель со стороны моря в сторону берега, снижая высоту сброса до пятидесяти футов.
...но они должны атаковать сразу за «стрейферами», так?
Так. Сорок секунд разрыва, не более.
И вот ещё что. Министерство пропаганды и агитации (Великий Боже, ну почему в Англии нет, например, Министерства Идиотских Походок?) планирует уделить больше внимания Береговому командованию. Пока у нас в героях истребители, но они своё дело сделали, и нужны новые герои.
Назначили нас.
То есть вас, Бёрнс.
Конвой, Бёрнс, конвой. Два парохода, хорошо вооружённая охрана. Видите, М-тральщики, семь штук.
Из Лондона вылетает две «Дакоты» журналистов. Кого-то возьмёте с собой.
– Сэр, я, возможно, не самый плохой пилот и командир эскадрильи, но у меня нет желания подчинять интересы «Страйк Вингс» интересам... э-э-э... Управления Лжи и Недобросовестности.
– Министерства, Бёрнс. Пропаганды и Агитации.
– Простите, сэр, именно это я и имел в виду. Мне важно выполнить боевую работу, не рискуя людьми ради вспышек фотоаппаратов. Едва ли нам удастся уговорить немцев в качестве ответной меры пригласить своих пасквилянтов и состряпать репортаж о «геройском отражении налёта британской авиации моряками энной флотилии тральщиков».
– Бёрнс, нам надо это сделать. Таков приказ. Я надеюсь, он вам ясен.
– Да, сэр. Разрешите не брать журналистов на борт моих машин. Пусть это сделают менее загруженные самолёты лангхэмского крыла.
– Хорошо, Бёрнс. Но помните: удар главным образом зависит от вас. И общественное мнение Британии – тоже.
– Боюсь, сэр, от меня зависит и стиль официальных похоронок кое-кому из родных моих пилотов. Я пишу их сам, и это хорошая традиция. По сравнению с традицией возить в бой журналистов – так она просто великолепна...

Через полчаса облака стали развеиваться. Внизу – ничего. Или слишком рано, или слишком поздно.
Ведомый инстинктом торпедоносца, который летит на нюх вопреки всяким логическим построениям, он опять снизился до ста восьмидесяти футов.
Белый-белый горизонт в плавающей дымке.
Небо над морем – это не небо.
Это нечто иное.
Люди, кто-нибудь! Придумайте слово для неба над морем.
Если конвой где-то здесь, я могу и не успеть.
Не успеть проснуться в субботу утром, умыться, поцеловать жену и мальчишек, сварить кофе, открыть окно и развернуть газету.
Если у них там более одного «фирлинга» на каждой оконечности, я действительно это не успею.
Или кто-то из моих ребят, летящих над полосатым морем в рассеивающемся тумане, по направлению к далекому голландскому берегу.
Там, за горизонтом.
Из-за которого медленно вырастают чёрточки мачт и тонкие мазки дымов.
Конвой.
Бёрнс повернул влево, чтобы пройти вдоль обращённого к морю борта конвоя. «What the hell are we supposed to do? – думал он. – Win the bloody war on our own?»
– «Волга-лидер» – «Аутгроу-лидер»! Конвой прямо по курсу! Чёрт возьми, где вы?!
Нет ответа.
Да, это было тем, ради чего он оставил карьеру инженера и пришёл в ВВС. Это было тем, ради чего он день и ночь двигал небеса и землю, обучая своих пилотов мастерству торпедного удара с воздуха. Когда расчёркнутый косой линией «торпедо-бофайтер», или просто «торбо», с лёгким левым креном скользит, весь в трассерах и чёрных разрывах над горящей и огрызающейся после удара «стрейферов» линией охранения конвоя, устремляясь к центру, к средоточию тщательно сберегаемого врагом смысла слова «торговый тоннаж», к цели.
Кипит масло в правом двигателе, где радиатор забит некстати подвернувшейся на взлёте чайкой.
Ниже, и ниже. Ещё ниже, к самой воде. Оттуда тянутся к машине белые дорожки водяных столбов, и если ты идёшь правильно, они заливают остекление кабины, и ты смотришь в прицел, и видишь высокий борт судна, и засекаешь время между проходом вертикальной нити мачтой и трубой, и считаешь кабельтовы в минуту, а потом умножаешь на шесть и получаешь узлы, а потом вводишь это маховичком в «торпедный компьютер» Mk.F, и он даёт тебе время до сброса – только удерживай курс, скорость и высоту, он сам введёт в торпеду угол отворота, угол упреждения, и тебе надо только лежать на курсе и ждать.
Ждать.
И ты дожидаешься.
Сначала 37-миллиметровый снаряд отрывает правую консоль.
Но самолет ещё в воздухе.
20-миллиметровый разлетается в брызги о бронестекло прямо рядом с прицелом, и ты уже ничего не видишь за молочной сеткой трещин, но знаешь, что это «фирлинг», и четвёртый ствол проводил тебя ниже.
И на следующей секунде получаешь из него два 20-миллиметровых в патронные ящики своих «испано-сюиз».
«Торбо» – крепкий самолёт, он это выдерживает, не разваливаясь на части, но пожар уже не обуздать.
И ты орёшь навигатору: «Бэйл аут, Фрэнк (Тони, Грег, Кевин, Сид...), бэйл аут!!!»
И тогда ты сбрасываешь торпеду – в белый свет, чтобы самолёт ещё чуть-чуть продержался в воздухе.
А потом переворачиваешься через оторванное крыло и становишься белым гейзером водяных брызг.
Никогда, никогда, ни за какие барыши я, Пэдди Бёрнс, не поведу эскадрилью в атаку по «торпедному компьютеру» Mk.F.
Да здесь не семь кораблей эскорта, а все семнадцать!!!
– Шкипер, самолёты на четырёх часах, – это Вулли. – И это свои!
– Чего они делают? – сердце выпрыгивает через глотку.
– Они, похоже, слышали, но не видели нас, шкипер. Они атакуют.
– «Аутгроу-лидер» – всем самолётам: плавный поворот влево выводит нас на конвой, – это баритон лидера «страйка» Тони Гэдда. – Моя секция атакует центр, «Барнхаты» снижаются и атакуют сзади, «Боусо» – удар с фронта.
Двадцать восемь «бо» Содружества разомкнулись для удара, десять польских «мустангов» ушли вверх. 105-миллиметровые снаряды с тральщиков начали рваться между ними.
«Анти-флак» секции были похожи на отжившие своё улан, с гиканьем вытянувших в направлении противника длинные трассеры 20-миллиметровых пушек и ракет. Лидеры секций, Милсон, Тэйкон и сам Гэдд частенько жаловались, что как минимум половина дырок в их «бо» – это результат рикошета от воды снарядов последних самолётов «страйка».
Может, и так.
Но только время пришло.
Бёрнс видел, что конвой отворачивает к берегу, и они всё ещё впереди идеального положения для атаки.
Что за мысль рвётся наружу, в словах?
– «Волга-лидер» – всем «Волгам»: скорость конвоя пятнадцать узлов. Больше стандартных восьми в два раза. Упреждение – два корпуса, не больше, сброс с тридцати футов. Как поняли меня, приём?
– «Волга-два» – «Роджер».
– «Волга-три» – ясно, понял.
Один за одним все девять гусят голубой, красной и зелёной секции, откликающиеся на имя великой русской реки, подтвердили приём.
Бёрнс очень надеялся, что флак-контроллер на флагманском М-33 не распознает в его самолётах торпедоносцы и не переведёт весь огонь на них.
И обер-лейтенант цур зее Роде этого не сделал.
Потому что он был убит разрывом 25-фунтовой ракеты на мостике своего корабля.
У него осталась жена и две дочери-близняшки.
Пэдди Бёрнс, у которого были мальчишки, этого не знал.
Да и разве это его остановило бы?
«Ждать, пока не увидишь ряд заклёпок на корпусе цели» – это афоризм Бёрнса. Он даёт дистанцию в тысячу ярдов.
Теперь надо включить электроспуск торпедного сброса (начата раскрутка прибора Обри самой торпеды) и обе камеры: фотопулемет F24 и камеру фиксации приводнения торпеды.
Чёрт, как близко трассер – вот с того тральца, краем глаза видно. Бум! Он взорвался... Ракеты секции неугомонного Билла Тэйкона прошли через котлы, машину и румпель М-103. Три трупа и двадцать три раненых (семеро позже умрут, корабль затонет).
Ну вот, видны заклёпки.
Дыхание ровное и спокойное.
Как во сне.
Сброс!
В этой невыносимой лёгкости скачка самолёта после отделения торпеды действительно есть что-то общее с кульминацией любви как процесса.
Входя в воду, торпеда делает «мешок», потом выходит на заданную глубину и устойчиво идёт к цели.
Это про смерть, но как-то это, в общем, похоже на жизнь...
Торпеда Бёрнса попала в четвёртый трюм «Амерскерка», он затонул к вечеру. Кроме него, погибли «Нахтигаль» и М-103, все остальные тральщики были повреждены.
– Фрэнк, если сейчас не появятся «Джерри», будем считать, что нам очень повезло. Ты видел «падающие звёзды»?
– Нет, шкипер, все держатся, хотя у австралийцев есть проблемы. Билл. Билл Тэйкон.
Две его машины не могли вернуться в Англию.
Они могли сесть на воду. Но это почти однозначно – попасть в плен к немцам.
Чего делать было решительно нельзя – в одной из машин был корреспондент.
– «Боусо-лидер» – «Волга-лидер», приём.
– Да, Билли.
– Пэд, у меня есть идея. Здесь в западу от Хелдера есть полоса, спортивная полоса – и немцев на ней нет. Может, наткнёмся на патруль, но не более того. Мы с тобой сажаем наши машины, потом повреждённые, жжём их, забираем ребят и улетаем. Без выключения.
– О'кей. Давай курс.
...смотритель маяка на косе наблюдал, как за горизонтом, за лесом, исчезли один за другим, четыре британских самолёта.
Запихивая перепуганного и белого, как снег, корреспондента в свою кабину навигатора, Фрэнк Вулли пел свою дурацкую песню про скотину и овёс.
На взлёте Бёрнс и Тэйкон сошлись крыло к крылу, но тут же шарахнулись в разные стороны, проклиная забитые кокпиты стрелков-навигаторов: со стороны солнца на них упала отчётливая двухмоторная тень. «Мессершмитт»! «Сто десятый»!!!
Нет, это был «бо».
Билл, глотая гласные, просипел в микрофон:
– Самолёт Королевских ВВС, советую быстро лечь на курс двести девяносто и убраться отсюда – возможны атаки истребителей противника.
– Я не спешу, – раздался в эфире спокойный голос Сиднея «Слиппери» Шулемсона, лейтенанта из 404-й эскадрильи, большого мастера сбивать немецкие BV.138 и старшего сына в большой еврейской семье с окраины Монреаля, – и одновременно могу вам пригодиться, потому что тут и правда может появиться настоящий «сто десятый».
При посадке в Норт-Коатс Тэйкон сломал стойку шасси, но это была последняя из неприятностей длинного дня 15 июня 1944 года...

Я тут говорил о ряде фамилий – так вот, все они, за исключением немца, получили за войну и DSO, и DFC.
Первой наградой Шулемсона стал Distinguished Service Order – и его мама Ребекка, прочитав письмо сына, замахала руками:
– Как так может быть, чтобы мой сынуля получил какой-то вшивый Order? – кричала она своему мужу Солу. – Я уверена, остальным достался Flying Cross! Это всё потому, что мы евреи! Это дискриминация еврейского мальчика тамошними английскими гоями!
Пришлось Солу объяснять, что DSO – более высокая награда, чем DFC, и что она очень редко вручается столь юному офицеру.
Но Ребекка успокоилась только весной сорок пятого, когда Слиппери прицепил к своему кителю и ленту DFC – за французский финал и разборки с вёрткими «фокке-вульфами».

...Когда Бёрнс вылез из своей кабины, корреспондент уже сидел под крылом, мелко тряс головой и что-то шептал.
Бёрнс прислушался.
«Mares eat oats and does eat oats and little lambs eat ivy...»
– Фрэнк!
– Да, шкипер?
– Мы с тобой ровесники, и вроде летаем уже давно, и я тебе доверяю... но скажи, Фрэнк, for God’s sake, знаешь ли ты ещё какую-нибудь долбаную песенку, кроме этой?!

В 1940-1943 годах Королевские ВВС, применяя бомбардировщики и торпедоносцы по конвоям с не подавленными зенитными возможностями, топили в среднем двести сорок тонн немецкого грузового тоннажа на один потерянный самолёт.
Начавшие активную работу в мае сорок третьего «Strike Wings» довели этот показатель до тысячи двухсот тонн на одну потерю.
Не у нас одних был период неудач.
Весь вопрос в уроках.
Я обещал вернуться к двадцатидвухлетнему лейтенанту Эрнсту Дэви.
Он погиб 2 октября 1944 года, выполняя боевой вылет.
После него остались, по большому счёту, только вот эти строки:

Almighty and all-present power,
Short is the prayer I make to Thee;
I do not ask in battle hour
For any shield to cover me.
The vast unalterable way,
From which the stars do not depart,
May not be turned aside to stay,
The bullet flying to my heart.
I ask no help to strike my foe;
I seek no petty victory here.
The enemy I hate, I know
To Thee is dear.
But this I pray: be at my side
When death is drawing through the sky;
Almighty God who also died,
Teach me the way that I should die.

Мальчишка, что возьмёшь?
Пэдди Бёрнс учил таких вот сорванцов топить немецкие суда и оставаться в живых. Пытался спасать таких от смерти.
Или просто заключал с ней контракт.
Негласный, в старом консервативном духе.
Кто знает?
Он должен был быть денди – у них всё довольно элегантно.
Хотя иногда и несколько занудно со стороны.
___

Пэдди Бёрнс - реальный офицер КВВС, и описан его реальный боевой вылет. Тэйкон, Милсон, Слиппери - тоже реальные персонажи. В коллаж собраны только элементы спасения севших на вражеской территории экипажей - это в реальности было чуть позже и чуть южнее, при потоплении в устье Жиронды немецких Z-24 и Т-24, но с теми же действующими лицами, остальное все - реальное описание боя и полёта, взятое почти без купюр из книги Роя Нэсбита The Strike Wings: Conners, London, 1976.

© Максим Токарев, февраль 2007

из ненапечатанного сборника "У зелёной черты на мокрой воде"


Bristol Beaufighter в атаке.