"Мы все умрем, если откажет наша связь…" © XR
"СНЫ.
"Нерассказанные сны подобны непрочитанным письмам"
Талмуд.
Здесь всегда шуршит высокая трава. Над ней летят муссоны, и полгода трава пригибается в одну сторону, месяц торчит в зенит, а потом послушно ложится обратно. В траве живут валлаби, совсем не пугающиеся человека. Впрочем, местные люди от них отличаются несильно. Другой мир, другой дух, запредельное состояние души. Аллентауна никогда не было, как не было и Филадельфии, и всего Восточного побережья. Иногда полезно думать так, будто 22-летняя жизнь началась вчера. А иногда ничего другого не остается.
Вечно пригнутая трава слегка волнуется на рассвете, бахромя края посадочного Т - а посадочные огни столь же ярки, как в Техасе. Есть в мире места, напоминающие лоно матери. Это аэродромы.
Потом скажут, что валлаби этой осенью совсем не показывались не взлетке. Вот и сейчас ему не удалось заметить ни одного зверька ни на рулёжке, ни на полосе.
Война. Спадающее вечернее марево. 44-й. 89-я бомбардировочная эскадрилья ВВС США прибыла в Лаэ в этом январе.
На Новой Гвинее никто никогда никого не ждет. Жизнь здесь так проста, что человек так и не понял, что от него что-то зависит. И уже не хочет понимать. Времени нет - только ветер и море. Имеет ли смысл говорить о страстях, если здесь есть аэродром, ветер и море?
1-й лейтенант Дуглас Самнер закрыл глаза. В 22 года за этим ничего не стоит - просто физиологический акт. Надо поспать. Вылет в пять утра, и он никак не мог привыкнуть вставать так рано. Сейчас сентябрь, но здесь все смешано, и он не так давно поймал себя на мысли, что слово «граница» стало для него очень отвлеченным понятием. В том числе - граница между сном и явью. Он не мог даже сказать, что атаки японские конвоев начинались после того, как он окончательно проснется. Но вот только признаться особо некому - на А-20 у пилота только один собеседник: интерком. Иногда кажется, что в ультрамарине тропического неба висят двое - он и его интерком, как сублимация всего остального мира. На «бостонах» проще, там есть второй пилот. Хотя, конечно, когда сидишь рядом с другим человеком, это все равно, что ребенком гуляешь с бабушкой. Всё время думаешь, как бы не услышать скрипение: «Ты бы, Даг, лучше бы не делал этого». Надо будет попроситься в 30-ю слетать вторым.
И поспать. Вылет в пять утра.
Проваливаясь в сон, Дуглас Самнер поймал себя на мысли, что белые звезды на фюзеляже А-20 стали красными.
А на разбеге он обратил внимание на красные осенние клёны. Откуда на Новой Гвинее клёны?
И штурман, доложивший об отрыве носового колеса. Штурман? На А-20G нет штурмана.
Он летел во сне на каком-то другом самолете, который назывался «бостоном».
А потом появилось серое, очень спокойное, ледяное море. Вот только во сне и увидишь южную Пасифику вот такой - жесткой, ледяной, бездушной. Или это не тот океан?
И бой, всегда входивший в кабину голубовато-сиреневым, стал розовым. Бой был прост, как цветок тюльпана - маленький каботажник и три кайбокана: два расходящимися курсами, как завитушки скрипичного ключа, один в дрейфе. Он открыл створки бомболюка и положил указательный и средний пальцы на рычаги сброса бомб, клюнув носом на высоте 300 футов и выбрав РУДы...
1-й лейтенант Дуглас Самнер проснулся. Над сентябрем 1944, что сидел в гостях у новогвинейского аэродрома Надзаб, что совсем рядом с Лаэ, летел ветер, и нес с собой поперек ночного неба яркие южные звезды. 1-й лейтенант проснулся, но продолжал видеть сквозь эти звезды незнакомый продолговатый прицел на знакомой панели А-20, и в нем - незнакомый корабль с задранным, как у портового буксира в Нью-Йорке, полубаком, в центре корпуса которого вдруг родилась и исчезла яркая вспышка. И еще Дуглас Самнер видел чужие руки с чужими часами, чужие манжеты чужой летной куртки, но как будто свои собственные ногти с большим количеством белых пятнышек, что, как известно, говорит об обильном и скором счастье.
Удовлетворенный этим, он снова провалился в туман.
А в пять утра был вылет, и 89-я опять получила задачу атаковать эскорт, и не до конца проснувшийся 1-й лейтенант Дуглас Самнер видел знакомый силуэт японского эсминца, поверх которого вдруг проступил туманный, как призрак, силуэт незнакомого продолговатого прицела, и он, повинуясь пульсирующей четкости этого силуэта, открыл створки бомбоотсека и положил указательный и средний на рычаги сброса бомб, и посмотрел было на ногти - но руки были в перчатках, и он, непроизвольно рванув рычаги, сдернул перчатку чтобы увидеть пятнышки на ногте большого пальца, а ведущий закричал по радио «Рано!», но бомбы неожиданно высоко подпрыгнули от воды, и одна из них исчезла в яркой вспышке прямого попадания в центр корпуса цели.
После посадки майор посмотрел, как обычно, мимо него, обратил внимание на то, как под тем же ветром, так же, как и трава, колосится непослушный хохолок мокрых из-под шлемофона волос, и сказал просто - «молодец».
Второй и третий вылет в этот день ничего не дали, а когда стало смеркаться, 1-й лейтенант Дуглас Самнер выбрался из палатки, лег на траву и стал всматриваться в закат, и краем глаза поймал момент, когда яркие белые звезды на острой законцовке фюзеляжа А-20 стали кроваво-красными.
И в этом сне он неожиданно и очень нечетко увидел лицо, незнакомое лицо пилота в незнакомой одежде, в незнакомом небе над незнакомым морем.
« Здравствуй» - сказал пилот как бы себе внутрь, потому что 1-й лейтенант Дуглас Самнер сидел в этой же кабине, жал на эти же педали и видел эту же приборную доску.
« Здравствуй»
« Кто-то из нас сегодня, 22-го сентября, умрет, знаешь ли»
« Я не хочу»
« И я не хочу. Но кто-то умрет»
«Как это будет?»
« Это будет второй вылет сегодня, и мы с тобой откроем бомбоотсек, и захотим сбросить обе бомбы парой, как обычно, но что-то заставит сбросить их поочередно»
« Да, я знаю. Нам говорили. Первая должна уйти с рикошетом в корпус, вторая - прямо под ватерлинию»
« Да? Ну а нам никто ничего не говорил. Но я так думаю, что первая должна быть пристрелочной с шансом на попадание. Ну вот, мы слегка довернем, а потом снаряд оторвет кусок левого крыла от мотора, и польется бензин, и пламя будет белым, как снег. А потом мы упадем в море, слегка перелетев за цель»
« Цель?»
« Да. Транспорт с солдатами. Первая бомба пройдет мимо, вторая попадет в надстройку. 138 человек, среди которых бывший агроном, часовщик, певчий в хоре, сутенёр, полицейский, больной сифилисом и почтальон, погибнут сразу. Еще 70 человек прыгнет в море, спасаясь от пожара, а обратно поднимут всего 12. Не так-то уж и дешево умрем, если вдуматься.»
« Откуда ты знаешь все это?»
Пилот ничего не ответил. Он просто смотрел на приборы, и Дугласу Самнеру было немного видно его лицо. Они молча неслись куда-то в небе над морем.
«Небо над морем - это особенное место» - сказал незнакомый пилот.
«Как тебя зовут?» - отозвался 1-й лейтенант Дуглас Самнер.
«Сергей»
И когда Дуглас Самнер открыл рот, он снова проснулся.
«Надо же, какая только блажь не приснится»
«Это правда»
Голос звучал изнутри.
«Нам надо выбрать»
Заснувший под открытым небом Самнер был одинок и беспомощен перед своим нежданным безумием - палатка была шагах в пятидесяти, а он не мог ни закричать, ни двинуться с места.
«Не бойся. Тебя парализовал страх перед неизвестным - передо мной, но я ничего за тебя не решу. У нас только один шанс узнать, кто погибнет, а кто - нет. Он - в честном ответе на один вопрос. Я на него уже ответил, теперь твоя очередь. Закрой глаза и жди. Но - только один шанс»
1-й лейтенант Дуглас Самнер не имел выбора. Он закрыл глаза. И сквозь скользнувшие справа налево сине-желтые блики отчетливо проступила надпись «For what?*»
И накатили слезы. 1-й лейтенант Дуглас Самнер беззвучно плакал, обездвиженный в высокой траве, и поток слез омывал ряды людей перед ним. Незнакомых людей в летной амуниции. И вдруг в них промелькнул капитан Эдвин Смит, погибший в мае. Он мог бы поклясться, что это был Смит. Он молча прошел перед ним и исчез. Они все молчали и исчезали. Поток рядел, и вот он закончился. Последний пилот, в незнакомой форме, обернулся и посмотрел на него. И 1-й лейтенант Дуглас Самнер почувствовал неодолимое желание кивнуть, встать с травы и пойти за ними. Он кивнул, и силы вернулись. Он резко напряг пресс, оторвавшись от травы, и проснулся.
03.30. Через полчаса подъем, завтрак, инструктаж и вылет. Тыльные части ладоней с шелестом проехались по глазам. Когда сине-желтые блики рассеялись, едва различимые белые звезды на фюзеляже А-20 стали кроваво-красными.
Сергей подтянул под себя ноги и встал. Пора. Второй вылет, прохлада прибалтийской осени, краснеющие клёны. Под самолетом, деятельно переговариваясь, копошились техники, разбирая деревянные «корзины» с двух ФАБ-250. Он посмотрел на часы -отключиться удалось на 27 минут. В первом вылете он попал в немецкий транспорт, будучи ведомым командира полка. Странный сон. О чем говорил этот пилот, судя по всему, союзник? Первая - пристрелочная, вторая - в цель? Очень странный сон. Тем более странный, что он, похоже, прав.
Через 20 минут с аэродрома Клопицы стартовала пятёрка А-20Ж из 51-го минно-торпедного авиаполка авиации Краснознаменного Балтийского флота, а с аэродрома Надзаб, что с другой стороны земного шара по диагонали, - пятерка А-20G из 89-й бомбардировочной эскадрильи 5-й воздушной армии ВВС США.
Через полтора часа обе ударные группы вышли на цели по данным разведки, обе встретили плотный зенитный огонь и лишь одному из самолетов в каждой группе удалось прорвать внешний ордер охранения и устремиться к транспортам.
Лейтенант Сергей Пудов, получив 20-мм очередь в правый мотор, довернул вправо - проходя над кораблем эскорта на высоте 50 метров, он не хотел отпускать транспорт в центре ордера. Он открыл створки бомбоотсека и положил указательный и средний на рычаги сброса. 1-й лейтенант Дуглас Самнер отвернул влево - он решил сделать второй заход. На развороте его А-20 догнала тройка 25-мм снарядов, разорвав на три неравные части тело стрелка и перебив тяги. Разворачиваясь кренами, Самнер открыл створки бомбоотсека и, выдернув стопор, освободился от обеих бомб. Моторы вроде тянули, сизый дым, заполнивший было кабину, вытянуло в открытый фонарь. Радио не работало, но радиокомпас вроде был жив. Далеко впереди лежала трава аэродрома Надзаб, что в новогвинейском городке Лаэ. Звон в ушах, занимавший все пространство и ставший синонимом бытия, вдруг погас, как стихает школьный звонок, и жизнь вернулась в израненный А-20: шум моторов, свист ветра и... мысль. Как бы проступившая кроваво-бурым туманом по диагонали приборной доски: «Я не знаю». Иссушенный ужасом и параличом заученных действий мозг схватил эту мысль, как изголодавшийся каторжник уличную девицу, и принялся ритмично раскачивать ее на качелях страха и желания, и вдруг, разорвав ее одежды, увидел, что та беспола, как ангел.
«Ты не знаешь, за что ты готов умереть. Поэтому - живи»
Незнакомый пилот, обернувшийся на дымной тропинке, резко поднял руку, преграждая путь. Глядя, как из кокпита извлекают все, что осталось от его стрелка, 1-й лейтенант Дуглас Самнер как бы краешками глаз заметил, что на ногте большого пальца этой руки полно белых пятнышек, которые, как известно, символизируют счастье. Он отвел взгляд. На кроме полосы стоял и смотрел на него небольшой валлаби. Через несколько секунд зверек повернулся и исчез в траве.
А над быстро разгоняемым ветром пятном масляной пены, там, в холодной и презрительной Балтике, где упал самолет Сергея, кружились и кричали чайки. Их, безусловно, интересовали нахлебавшиеся воды немцы, у которых можно было выклевать глаза."
© maxez /Максим Токарев/
"Нерассказанные сны подобны непрочитанным письмам"
Талмуд.
Здесь всегда шуршит высокая трава. Над ней летят муссоны, и полгода трава пригибается в одну сторону, месяц торчит в зенит, а потом послушно ложится обратно. В траве живут валлаби, совсем не пугающиеся человека. Впрочем, местные люди от них отличаются несильно. Другой мир, другой дух, запредельное состояние души. Аллентауна никогда не было, как не было и Филадельфии, и всего Восточного побережья. Иногда полезно думать так, будто 22-летняя жизнь началась вчера. А иногда ничего другого не остается.
Вечно пригнутая трава слегка волнуется на рассвете, бахромя края посадочного Т - а посадочные огни столь же ярки, как в Техасе. Есть в мире места, напоминающие лоно матери. Это аэродромы.
Потом скажут, что валлаби этой осенью совсем не показывались не взлетке. Вот и сейчас ему не удалось заметить ни одного зверька ни на рулёжке, ни на полосе.
Война. Спадающее вечернее марево. 44-й. 89-я бомбардировочная эскадрилья ВВС США прибыла в Лаэ в этом январе.
На Новой Гвинее никто никогда никого не ждет. Жизнь здесь так проста, что человек так и не понял, что от него что-то зависит. И уже не хочет понимать. Времени нет - только ветер и море. Имеет ли смысл говорить о страстях, если здесь есть аэродром, ветер и море?
1-й лейтенант Дуглас Самнер закрыл глаза. В 22 года за этим ничего не стоит - просто физиологический акт. Надо поспать. Вылет в пять утра, и он никак не мог привыкнуть вставать так рано. Сейчас сентябрь, но здесь все смешано, и он не так давно поймал себя на мысли, что слово «граница» стало для него очень отвлеченным понятием. В том числе - граница между сном и явью. Он не мог даже сказать, что атаки японские конвоев начинались после того, как он окончательно проснется. Но вот только признаться особо некому - на А-20 у пилота только один собеседник: интерком. Иногда кажется, что в ультрамарине тропического неба висят двое - он и его интерком, как сублимация всего остального мира. На «бостонах» проще, там есть второй пилот. Хотя, конечно, когда сидишь рядом с другим человеком, это все равно, что ребенком гуляешь с бабушкой. Всё время думаешь, как бы не услышать скрипение: «Ты бы, Даг, лучше бы не делал этого». Надо будет попроситься в 30-ю слетать вторым.
И поспать. Вылет в пять утра.
Проваливаясь в сон, Дуглас Самнер поймал себя на мысли, что белые звезды на фюзеляже А-20 стали красными.
А на разбеге он обратил внимание на красные осенние клёны. Откуда на Новой Гвинее клёны?
И штурман, доложивший об отрыве носового колеса. Штурман? На А-20G нет штурмана.
Он летел во сне на каком-то другом самолете, который назывался «бостоном».
А потом появилось серое, очень спокойное, ледяное море. Вот только во сне и увидишь южную Пасифику вот такой - жесткой, ледяной, бездушной. Или это не тот океан?
И бой, всегда входивший в кабину голубовато-сиреневым, стал розовым. Бой был прост, как цветок тюльпана - маленький каботажник и три кайбокана: два расходящимися курсами, как завитушки скрипичного ключа, один в дрейфе. Он открыл створки бомболюка и положил указательный и средний пальцы на рычаги сброса бомб, клюнув носом на высоте 300 футов и выбрав РУДы...
1-й лейтенант Дуглас Самнер проснулся. Над сентябрем 1944, что сидел в гостях у новогвинейского аэродрома Надзаб, что совсем рядом с Лаэ, летел ветер, и нес с собой поперек ночного неба яркие южные звезды. 1-й лейтенант проснулся, но продолжал видеть сквозь эти звезды незнакомый продолговатый прицел на знакомой панели А-20, и в нем - незнакомый корабль с задранным, как у портового буксира в Нью-Йорке, полубаком, в центре корпуса которого вдруг родилась и исчезла яркая вспышка. И еще Дуглас Самнер видел чужие руки с чужими часами, чужие манжеты чужой летной куртки, но как будто свои собственные ногти с большим количеством белых пятнышек, что, как известно, говорит об обильном и скором счастье.
Удовлетворенный этим, он снова провалился в туман.
А в пять утра был вылет, и 89-я опять получила задачу атаковать эскорт, и не до конца проснувшийся 1-й лейтенант Дуглас Самнер видел знакомый силуэт японского эсминца, поверх которого вдруг проступил туманный, как призрак, силуэт незнакомого продолговатого прицела, и он, повинуясь пульсирующей четкости этого силуэта, открыл створки бомбоотсека и положил указательный и средний на рычаги сброса бомб, и посмотрел было на ногти - но руки были в перчатках, и он, непроизвольно рванув рычаги, сдернул перчатку чтобы увидеть пятнышки на ногте большого пальца, а ведущий закричал по радио «Рано!», но бомбы неожиданно высоко подпрыгнули от воды, и одна из них исчезла в яркой вспышке прямого попадания в центр корпуса цели.
После посадки майор посмотрел, как обычно, мимо него, обратил внимание на то, как под тем же ветром, так же, как и трава, колосится непослушный хохолок мокрых из-под шлемофона волос, и сказал просто - «молодец».
Второй и третий вылет в этот день ничего не дали, а когда стало смеркаться, 1-й лейтенант Дуглас Самнер выбрался из палатки, лег на траву и стал всматриваться в закат, и краем глаза поймал момент, когда яркие белые звезды на острой законцовке фюзеляжа А-20 стали кроваво-красными.
И в этом сне он неожиданно и очень нечетко увидел лицо, незнакомое лицо пилота в незнакомой одежде, в незнакомом небе над незнакомым морем.
« Здравствуй» - сказал пилот как бы себе внутрь, потому что 1-й лейтенант Дуглас Самнер сидел в этой же кабине, жал на эти же педали и видел эту же приборную доску.
« Здравствуй»
« Кто-то из нас сегодня, 22-го сентября, умрет, знаешь ли»
« Я не хочу»
« И я не хочу. Но кто-то умрет»
«Как это будет?»
« Это будет второй вылет сегодня, и мы с тобой откроем бомбоотсек, и захотим сбросить обе бомбы парой, как обычно, но что-то заставит сбросить их поочередно»
« Да, я знаю. Нам говорили. Первая должна уйти с рикошетом в корпус, вторая - прямо под ватерлинию»
« Да? Ну а нам никто ничего не говорил. Но я так думаю, что первая должна быть пристрелочной с шансом на попадание. Ну вот, мы слегка довернем, а потом снаряд оторвет кусок левого крыла от мотора, и польется бензин, и пламя будет белым, как снег. А потом мы упадем в море, слегка перелетев за цель»
« Цель?»
« Да. Транспорт с солдатами. Первая бомба пройдет мимо, вторая попадет в надстройку. 138 человек, среди которых бывший агроном, часовщик, певчий в хоре, сутенёр, полицейский, больной сифилисом и почтальон, погибнут сразу. Еще 70 человек прыгнет в море, спасаясь от пожара, а обратно поднимут всего 12. Не так-то уж и дешево умрем, если вдуматься.»
« Откуда ты знаешь все это?»
Пилот ничего не ответил. Он просто смотрел на приборы, и Дугласу Самнеру было немного видно его лицо. Они молча неслись куда-то в небе над морем.
«Небо над морем - это особенное место» - сказал незнакомый пилот.
«Как тебя зовут?» - отозвался 1-й лейтенант Дуглас Самнер.
«Сергей»
И когда Дуглас Самнер открыл рот, он снова проснулся.
«Надо же, какая только блажь не приснится»
«Это правда»
Голос звучал изнутри.
«Нам надо выбрать»
Заснувший под открытым небом Самнер был одинок и беспомощен перед своим нежданным безумием - палатка была шагах в пятидесяти, а он не мог ни закричать, ни двинуться с места.
«Не бойся. Тебя парализовал страх перед неизвестным - передо мной, но я ничего за тебя не решу. У нас только один шанс узнать, кто погибнет, а кто - нет. Он - в честном ответе на один вопрос. Я на него уже ответил, теперь твоя очередь. Закрой глаза и жди. Но - только один шанс»
1-й лейтенант Дуглас Самнер не имел выбора. Он закрыл глаза. И сквозь скользнувшие справа налево сине-желтые блики отчетливо проступила надпись «For what?*»
И накатили слезы. 1-й лейтенант Дуглас Самнер беззвучно плакал, обездвиженный в высокой траве, и поток слез омывал ряды людей перед ним. Незнакомых людей в летной амуниции. И вдруг в них промелькнул капитан Эдвин Смит, погибший в мае. Он мог бы поклясться, что это был Смит. Он молча прошел перед ним и исчез. Они все молчали и исчезали. Поток рядел, и вот он закончился. Последний пилот, в незнакомой форме, обернулся и посмотрел на него. И 1-й лейтенант Дуглас Самнер почувствовал неодолимое желание кивнуть, встать с травы и пойти за ними. Он кивнул, и силы вернулись. Он резко напряг пресс, оторвавшись от травы, и проснулся.
03.30. Через полчаса подъем, завтрак, инструктаж и вылет. Тыльные части ладоней с шелестом проехались по глазам. Когда сине-желтые блики рассеялись, едва различимые белые звезды на фюзеляже А-20 стали кроваво-красными.
Сергей подтянул под себя ноги и встал. Пора. Второй вылет, прохлада прибалтийской осени, краснеющие клёны. Под самолетом, деятельно переговариваясь, копошились техники, разбирая деревянные «корзины» с двух ФАБ-250. Он посмотрел на часы -отключиться удалось на 27 минут. В первом вылете он попал в немецкий транспорт, будучи ведомым командира полка. Странный сон. О чем говорил этот пилот, судя по всему, союзник? Первая - пристрелочная, вторая - в цель? Очень странный сон. Тем более странный, что он, похоже, прав.
Через 20 минут с аэродрома Клопицы стартовала пятёрка А-20Ж из 51-го минно-торпедного авиаполка авиации Краснознаменного Балтийского флота, а с аэродрома Надзаб, что с другой стороны земного шара по диагонали, - пятерка А-20G из 89-й бомбардировочной эскадрильи 5-й воздушной армии ВВС США.
Через полтора часа обе ударные группы вышли на цели по данным разведки, обе встретили плотный зенитный огонь и лишь одному из самолетов в каждой группе удалось прорвать внешний ордер охранения и устремиться к транспортам.
Лейтенант Сергей Пудов, получив 20-мм очередь в правый мотор, довернул вправо - проходя над кораблем эскорта на высоте 50 метров, он не хотел отпускать транспорт в центре ордера. Он открыл створки бомбоотсека и положил указательный и средний на рычаги сброса. 1-й лейтенант Дуглас Самнер отвернул влево - он решил сделать второй заход. На развороте его А-20 догнала тройка 25-мм снарядов, разорвав на три неравные части тело стрелка и перебив тяги. Разворачиваясь кренами, Самнер открыл створки бомбоотсека и, выдернув стопор, освободился от обеих бомб. Моторы вроде тянули, сизый дым, заполнивший было кабину, вытянуло в открытый фонарь. Радио не работало, но радиокомпас вроде был жив. Далеко впереди лежала трава аэродрома Надзаб, что в новогвинейском городке Лаэ. Звон в ушах, занимавший все пространство и ставший синонимом бытия, вдруг погас, как стихает школьный звонок, и жизнь вернулась в израненный А-20: шум моторов, свист ветра и... мысль. Как бы проступившая кроваво-бурым туманом по диагонали приборной доски: «Я не знаю». Иссушенный ужасом и параличом заученных действий мозг схватил эту мысль, как изголодавшийся каторжник уличную девицу, и принялся ритмично раскачивать ее на качелях страха и желания, и вдруг, разорвав ее одежды, увидел, что та беспола, как ангел.
«Ты не знаешь, за что ты готов умереть. Поэтому - живи»
Незнакомый пилот, обернувшийся на дымной тропинке, резко поднял руку, преграждая путь. Глядя, как из кокпита извлекают все, что осталось от его стрелка, 1-й лейтенант Дуглас Самнер как бы краешками глаз заметил, что на ногте большого пальца этой руки полно белых пятнышек, которые, как известно, символизируют счастье. Он отвел взгляд. На кроме полосы стоял и смотрел на него небольшой валлаби. Через несколько секунд зверек повернулся и исчез в траве.
А над быстро разгоняемым ветром пятном масляной пены, там, в холодной и презрительной Балтике, где упал самолет Сергея, кружились и кричали чайки. Их, безусловно, интересовали нахлебавшиеся воды немцы, у которых можно было выклевать глаза."
© maxez /Максим Токарев/